Фантастическое искусство Джонти Гурвица: как мастер создал скульптуру слона высотой в сотые доли миллиметра
С наукой Джонти Гурвиц знаком не понаслышке. Родившийся в Йоханнесбурге, он получил степень бакалавра в области электротехники и некоторое время проработал в Кейптаунском университете, занимаясь технологиями распознавания летательных аппаратов по данным радаров. Долгое время все шло как по накатанной колее, пока в конце 1990-х в его жизни не случился первый серьезный поворот. Джонти тайно покинул ЮАР.
«Это был довольно поспешный отъезд. Нашу лабораторию финансировали военные, что давало мне отсрочку от армии. Но как только работа была закончена, мне предстоял призыв. Я не мог стать одним из солдат, сражающихся за режим апартеида где-нибудь в Анголе, — рассказал Гурвиц в беседе с "ПМ". — Индия казалась мне поразительным, далеким и притягательным местом, и хотя визу получить я не мог, добрался до Дели через Намибию, Великобританию и Афганистан». В индийских ашрамах будущий художник провел несколько лет, практикуя йогу, медитацию и традиционное искусство резьбы по дереву.
Следующий поворот — и новый переезд через полмира, в Великобританию — произошел уже в 2000-х. Здесь Джонти продолжил поиски своего пути и долгие годы занимался визуализацией данных, облачными технологиями, ИТ-инструментами для финансовой аналитики... Опытного и грамотного специалиста повсюду сопровождал успех, но что-то не давало ему покоя. «Я всегда разрывался между искусством и наукой, — рассказывает Джонти. — И вот в момент таких сомнений я зашел в Национальную галерею и надолго замер перед странным анаморфным портретом Эдварда VI работы Уильяма Скротса. Тут же были и "Послы" Гольбейна — и моя жизнь изменилась навсегда. Я побежал домой и вскоре уже разглядывал работы Эшера, Да Винчи и многих, многих других. Мне казалось, будто я обрел давно потерянных братьев».
Искусство формулировать
В искусстве анаморфозы известны с середины XVI века. Большое смазанное пятно на картине Ганса Гольбейна Младшего странным образом беспокоит взгляд, пока зритель не посмотрит на него под острым углом, — и оно превратится в череп, напоминание о бренности бытия. Целую серию анаморфозов, образов, которые становятся видимы лишь под определенным углом или в кривом зеркале, создал и всем известный Мауриц Эшер. Джонти Гурвиц привел анаморфозы в скульптуру — и обрел себя.
В 2009 году его первое заметное произведение «Йода и Анаморф» было выставлено в Музее Мейдстоун в британском Кенте. Так бывает с теми, кто после долгих попыток и поисков наконец находит свое главное дело: слава пришла к художнику быстро. Уже в 2009—2010 годах он получил несколько наград и первые крупные заказы, а тремя годами позднее о Гурвице написал популярный арт-блогер Кристофер Джобсон, после чего серия анаморфных скульптур стала настоящим интернет-вирусом. В считаные недели видеоролик о его работах посмотрели более 20 млн зрителей.
«Всё начинается с математических формул, — объясняет художник, — это очень долгая история, которая может занимать месяцы. Лишь потом я ищу способы воплотить абстрактные идеи в реальном мире». Такая работа на границе искусства и математики принесла ему всемирное признание: мало кто может устоять перед скульптурами, которые с первого взгляда кажутся пугающей мешаниной странных форм, но в блестящем зеркальном цилиндре обретают знакомый образ.
Новый поворот
Но в 2014 году, будучи уже всемирно признанным художником, Гурвиц совершает еще один кульбит. «Я всегда стараюсь нарушать любое статус-кво, как только оно складывается в моей жизни, в творчестве, — поясняет художник. — А к наноскульптурам меня подтолкнула поездка в Киев». В 2009 году, работая с украинскими коллегами, Джонти посетил выставку известного математика и мастера микроминиатюры Николая Сядристого. Его работы — включая караван верблюдов, шагающий сквозь игольное ушко, и подкованную блоху размером с настоящую — известны далеко за пределами Украины. Эти крошечные произведения надолго зацепились где-то на периферии сознания Гурвица, пока для идеи вновь не нашлась подходящая технология. Науки оказалось куда больше, но и на этом поле художник чувствует себя уверенно.
«Всем известны светочувствительные полимеры, которые затвердевают под действием ультрафиолета: их применяют дантисты, пломбируя зубы, — объясняет Джонти. — А теперь представьте, что вы берете излучение более длинноволновое, инфракрасное. Оно несет меньше энергии, но фокусируется с помощью микроскопа. Такое излучение будет проходить сквозь полимер без всякого эффекта, и только в точке фокуса полимер будет поглощать сразу пару фотонов. Их общей энергии достаточно, чтобы в этой крошечной трехмерной точке, и только в ней, вещество затвердело. Остается точно контролировать движение фокусной точки — и так, воксель за вокселем, создавать трехмерную наноскульптуру».
Исчезающие формы
Впрочем, процессом описанной Гурвицем двухфотонной литографии работа лишь завершается: весь путь ее создания занимает более десяти месяцев. На первом этапе с помощью 250 камер и сложных фотограмметрических алгоритмов он работает с живыми натурщиками. Результаты съемки проходят долгую доработку на компьютере, и только затем, вооружившись готовой 3D-моделью, Джонти отправляется в Технологический институт Карлсруэ, где и вступает в дело двухфотонная «наномагия» литографии.
По словам Гурвица, впервые снимая одну защитную оболочку за другой с готовой наноскульптуры, он буквально дрожал, пока внутри не открылась зеркальная поверхность, на которой... не было ничего. «Подставив зеркало под солнечные лучи, я поворачивал его то одним углом, то другим, пока не заметил едва различимые пылинки, которые выглядели упорядоченными», — вспоминает художник создание «Купидона и Психеи». Вместе с учеными он бросился к электронному микроскопу и под 400-кратным увеличением они, наконец, рассмотрели ее. «Это была самая прекрасная вещь, которую нам доводилось видеть, — продолжает Гурвиц. — Вдруг все затихли и молча любовались скульптурой, до сих пор никем и никогда невиданной».
Чудо длилось недолго — случайное неловкое движение, и скульптура рассыпалась, исчезла. «Я потерял поразительное творение рук человеческих, — рассказывает художник, — и первой реакцией была почти истерика. Может, она где-то тут? Ее надо поискать!..» Но затем ему открылась новая важная сторона этой работы, тот финал, которого она достойна: «Да, мы создали самую крошечную скульптуру в мире, но — если вдуматься, что с того? А вот исчезнув, она стала частью сюжета — истории о человеческих помыслах, о трагедии и остроумии, о смысле и его вечных поисках».